Осень — этим все сказано. Дни становятся короче, но воспринимаются ярче. Опавшая листва, золотистым шуршанием радует душу. Дожди беспристрастно омывают асфальт, оставляя после себя чудесный петрикор. Прохладный ветер освежает не только тело, но и мысли. Весь огромный город охвачен магией осени. Каждый момент жизни становится картиной.

Анатолий сидел в университете и наслаждался пейзажем, ограниченным старой оконной рамой. Он мечтательно всматривался в городскую даль. снаружи, недалеко от окна стоял могучий широкий дуб. Толик из разу в раз переводил свой взгляд на это дерево. Что-то в этом дубе завораживало молодое юношеское нутро. Мощный ствол, тянулся к самому небу. Это был, удивительно огромный дуб. Его величие буквально озаряло все пространство вокруг. Листья неспешно падали, а ветки тихо шуршали, рождая необычно успокаивающую мелодию. Анатолий окончательно засмотрелся на дерево. Ему хотелось, со всей точьностью, изучить строение этого гиганта. Мальчик опускал свои серые большые глаза в самый низ, пытаясь посмотреть на корень дуба, а потом неспешно, будто зачарованый, скользил взглядом вверх, не отрываясь от крепкого, чуть изогнутого ствола дерева. Анатолий произвольно сглотнул и понял, что у него приоткрыт рот.

Он собрался с мыслями и ощутил в себе некую вибрацию, расползающуюся теплотой до самого таза. Тут прозвенел звонок. Все люди в аудитории встали. Рабочий учебный день, в университете окончился. Толпа неспешно ринулась к выходу. У двери, Анатолия нечаянно зацепил плечом однокурсник. Плечо Майка, зацепившего Толика, было просто огромным и каменным, по сравнению с тоненьким и хрупким плечом второго, поэтому во время стычки Толик заметно пошатнулся и даже беспомощно «ойкнул» от неожиданности.

— Прости, — улыбаясь сказал Майк.

— Да ничего, Миша, все нормально, — смущенно ответил Толик.

Дело в том, что Майк был иностранным студентом из Африки, все на потоке называли его Миша, и Анатолия всегда смущала некая излишняя мужественность первого. Майк был очень высоким и мускулистым, со стороны он напоминал молодого спортивно гимнаста, хоть таковым и не являлся.

— Слушай, я же твой ноутбук забыл в общаге, да и ты не напоминаешь мне… — заговорил Майк, выйдя из аудитори.

— Ах, да, точно, я сам заматался как-то и забыл. — пробормотал Анатолий, неуклюже последовав за собеседником.

— Хорошо мы тогда в контру, по лану зарубились, помню как ты пьный всех нас разносил — просмеялся Майк.

Толик часто наведовался к друзьям однокурсникам в общагу, среди которых был и Миша, там они пили всю ночь и играли между собой в разные видеоигры, предварительно заплатив вахтерше, за разрешение остаться городским на ночь.

— Да-да, надо как-то повторить — заметно оживился Толик, компьютерные игры были одним из его хобби.

— Так давай сегодня вечером— предложил Майк

— Так Леха с Никитой сегодня в клуб идут, ты разве не с ними?

— Та, мне другое интересно, поиграем один на один, а? — предложил Майк. В этот же момент, Толик, заметил, что в голосе собеседника что-то изменилось, глаза Майка загорелись, а улыбка преобрела, совершенно другой вид, будто это улыбка человека знающего чью-то тайну, но секундное смятение Анатолия прервалось и он ответил:

— Ну хорошо, давай, в семь, как обычно?

—Нет, в девять — с долей строгости Сказал Майк

— А не поздно?

— Нет, в девять, я еще напишу — уже улыбаяясь, протянул Майк. И снова Толик заметил странную улыбку и задумчиво ответил:

—Хорошо, как скажешь.

Майк отвернулся и энергично пошел своей дорогой, весь его вид говорил о каком-то превосходстве над другими: играющие сквозь оддежду мускулы, мощная походка, дорогая одежда, все это сильно обличало, какую-то неполноценность Толика, его худосочное непропорциональное тело, бледный вид, какая-то узкая походка, невзрачная одежа только силили разность друзей. При этом, Толик обладал чистейшей белой кожей, изящными чертами лица, аристократическими тоненькими ладонями и густыми черными волосами на голове, он был словно предок каких-то давно обнищавших дворян, предок сохранивший подобную постать, но не положение в жизни. Майк был наоборот с очень грубыми чертами лица, здоровыми жесткими ладонями, короткострижен и темен как шоколад — точный предок каких-то воинственных бедных племен, сохранивший их постать и при этом получивший положение в жизни, при помощи связей отца.

Со стороны Майк и Толик никак не могли показаться равными дорузьями, однако череда случацностей свела этих людей.

Университетское время — это время новых знакомств и встреч. Это то время, когда занавес свободной жизни приоткрывается перед молодой личностью. Взамен школы, пытающейся своей бксполезной волокитой различных ненужных ограничений, контролировать всех и вся, университет встречает молодых студентов практически банальным безразличием ко многим вещам из их жизни. Анатолий неспешно спускался вниз к главному выходу.

Серые двери, уже почти пустых аудиторий, провожали его в след. Здание стремительно пустело. Мальчик чувствовал себя комфортно в безмолвной пустоте, его мысли были заняты туманом юношеских грез. Вот он снова увидел это дуб. Находясь на первом этаже, Толику открылся вид одного ствола, верхушку которого, можно увидеть только снаружи. Толстое тело дерева было покрыто трещинами и различными выпуклостями. создавалось такое впечатление, что ствол дуба раздулся от желания взорваться, весь его ужасающий объем покорял откровенно детские глаза мальчика. У парня появилось ощущение чего-то теплого и расслабляющего, ноги будто стали ватными. Толик переборол эту слабость и быстро прошел остальную часть коридора, выйдя из университета. Он думал о Мише.

Он постоянно представлял себя рядом с ним, представлял то, как нелепо он смотрится на фоне мощного друга. Толик знал, что выглядит как маменькин сынок, несмотря на огромую пропасть в отношениях со своими родителями. Его нижняя губа всегда чуть-чуть выпирала, в этом не было ничего уродливого, однако со стороны, казалось, что Толик вечно на все обижен. В школе его так и звали — «обиженка». Парни часто над ним подтрунивали, хотя были и те, кто с ним дружил. Девочки относились к нему очень тепло, однако воспринимали скорее как подружку, чем как парня в которого можно воюлюбиться, но все же ему это нравилось. Нравились та нежность и забота, с которой обращались к нему девушки.

Анатолий шел в раздумиях и не заметил как оказался дома. Целый день он провалялся в кровати, ничего не делая. Заметив, что он изрядно бездельничает, он невзначай вспомнил то, как часто его называла мать: «Ну что же ты такой пассивный, занялся бы, хоть чем, а то все компьютер и сон, в таком возрасте нельзя быть пассивным, нужно расти, развиваться, а ты — пассив какой-то». Говоря это, мать абсолютно не понимала иного значения данного слова, а Толик только улыбался.

С такой же блаженной улыбкой он и заснул, вспоминая былые деньки.

Его разбудило сообщение. Он разблакировал телефон изящным движением пальца и его ручка невольно замерла. Глаза широко разкрылись, губы и щеки покраснели, его бросило в жар от одного лишь сообщения: «Я ВСЁ ЗНАЮ» — гласила надпись на экране и прикрепленное фото еще больше обескуражило Анатолия. Он не верил своим глазам — это было его изображение и его тайна, о которой порой забывал и он сам. Фотография раскрывала такую картину: молоденький хрупкий юноша, с очень бледной кожей, стоял на кровати на четвереньках, с прогнутой спинкой, обличенный в женскую одежду. Милые черные, чулочки в непрелично крупную сеточку, совсем не сочитались с образом нежного создания. Узенькие стринги, того же цвета, вызывающе подчеркивали непропорционально большие ягодицы и лишь, красно черная школьная юбочка, нарочно прикрывала его бедра, тем самым подчеркнув вид узкой талии.

Между ног откровенно виднелось то, что у других мужчин называют достоинством, однако судя по размеру и судя, по присутствию пояса верности, у парня этого достоинства не было, так, небольшое недоразумение. Тело было полностью гладким, кожа кзалась настолько прозрачной, что можно было разглядеть самые маленькие венки и капиляры под ней. Бюстгальтер здавливал невыразительную спину, а на плечах виднелись голубые волосы дешевого парика, Мастерски накрашенное лицо толика, так сильно преобразилось, что Толиком назвать этого человека было бы крайне непрелично. Это была настоящая неженка, нимфа с лицом невинного ребенка. Все така же выпуклая нижняя губка, была окрашенна ярокй красной помадой, все черточки лица выражали крайнюю беспомощьность и непорочность, однако поза тела говорила о другом.

Толик всматривался в сообщение и не знал, что ответить, но Майк немедля продолжил писать: «В девять у меня. Ты знаешь, что нужно с собой брать и как правильно готовиться. Сегодня только я и ты. ОДИН НА ОДИН.

II

— Он просто огромный…— стоя на коленях, шептал Анатолий

— Наташенька, тебе нравится? — вопросително пробормотал Майк.

Толик непроизвольно сглотнул слюну, не отрывая глаз от того, чем он никогда не обладал. Ему нравилась игра, затеянная Майком, ему нравилось, когда друг называл его Наташей и он не хотел сдерживаться:

— Да, Майк, да… Мне очень нравится, — не отрывая глаз, шептал мальчик. Достоинство Майка, просто гипнотизировало юный ум женственного юноши. Он всматривался в каждую венку, то и дело слегка двигая голову в стороны. Это была очень огромная штуковина, наверное размером, почти с предплечье. Разбухший, мощный, длинный и широкий он внушал юнуцу какое-то беспомощное волнение и содрогание. Мальчик невольно вспомнил дуб, на который сегодня смотрел и сразу все понял — вот чего ему не хватло — мощного мужского достоинства, настоящего ствола, которым его не наделила природа и из-за этого он невольно тянулся к тому, чтобы принять это в себе и в себя. Он был уже ведом стволом Майка и понял, что всю свою жизнь искал именно это. Пусть это времено, пусть этот фетиш возгврает в его жизни так же неожиданно как и гаснет, но сеодня он будет Наташей, он будет девушкой для своего мужчины и никто им не помешает, а будущее, стоит ли о нем вообще думать в наше время? — Посмотри, дорогая, ты вся течешь… Т

ебе и правда хорошо — прошептал Майк, слегка улыбаясь. Ему нравилось то, что он сумел раскрыть женщину в своем друге.

Толик невольно взглянул вниз.

его гладкие коленки выступали из сеточки черных чулков, юбка неряшливо задранна, так, чтобы было видно розовый пояс верности, из которого тянулась тоненькая прозрачная струйка. Мальчик еще сильнее покраснел и устремился взглядом в карие глаза Майка, который загадочно улыбался, слова были излишни, однако Мужчина специально указал на особенность юноши, зная, что тому еще сильнее понравится:

— Ты моя нежная девочка, я рад что ты стал такой неженкой и течешь при виде меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной, со своим мужчиной, ведь именно это тебе и надо. — Тон Майка не был вопросительным.

Глаза Толика стали слезиться и он дал, без того ненужный ответ Майку:

— Да… — лицо мальчика было просто пылало красным огнем, а губы сомкнулись только тогда, когда его голова, на тоненькой шейке, обличенная в голубой парик медленно наехала на темный, как ночь, жилистый ствол Майка. Глаза Толика, блаженно закрылись и по щеке, тонкой нитью стекла слеза. Его рот был заполнен, губы обтягивали тонкой красной нитью стержень любимого мужчины. Движения Толика были крайне поступательными, его головка буквально скользила по разбухшему черному поршню Майкла, оставляя за собой обильное количество слюны. Пара со стороны напоминала идеальный механизм, в котором все детали были на своем месте. Это было гармоничное сочетание черного и белого. Толик жадно пожирал, своим маленьким ротиком мужское начало друга, то и дело похрипывая от того, что сильно уж напористо насаживал свое горло на этот мощный штык.

Мальчик ощущал неведомою до этого момента дрожь, которая охватывала все его тело. Он словно вошел в какой-то транс. Его разум был абсолютно чист. Лицо и губы наливались пекучей кровью. Слюны во рту было так много, что она невольно сползала струйками в самый низ, падая на бледные гладкие коленки. Неукоримо смазывая стержень Майкла растянутым до нельзя ртом, Толик плакал, плакал настоящими женскими слезами счастья, он забыл про все, что могло бы его волновать. Ощущение того, что он стал Наташей, что он стал послушной зайкой для своего самца дарило волны вибраций в животе. Та маленькая, слегка набухшая штучка, что была у него между ног, затаченная в крохотную пластиковую оболочку, вздрагивала и выпускала сок, каждый раз, когда горло Толика блаженно содрагалось, жадно проглащая черного зверя своего мужчины. По заполненным и раздутым щекам парня текли слезы, перемешанные с черной тушью. Голова Толика, с каждым все более резким движением превращалась в некую мягкую насадку, задача которой была полировка толстого стержня. Толик держал наманекюренные розовые пальчики у себя на бедрах, прогибался в спине, оттопыревая попку так, чтобы Майк мог увидеть тоненькую полосочку нежных трусиков из под непрелично короткой юбки.

Мальчик уже не боялся и наезжал головой на своего мужчину все быстрее и быстрее. Он с необузданным голодом заглатывал достоинство друга по самые края так, что его бледненький лобик, покрытый голубыми волосами, с тихим хлопком врезался в низ живота Майка. Но тут друг его остановил, нкжно взяв рельефной рукой подбородок мальчика и отодвинув растерзанный жадный ротик от своей черной штуковины. Между нижней губой Толика и краем жилистого ствола Майка образовался тонкий мостик из тягучей слюны. Майк смотрел в глаза мальчику, поглаживая рукой его розовкнькую щечку:

— Ты умничка, Наташа, теперь я хочу вою пизденку.

От этих слов Толика еще сильнее разморило, зрачки разширились, рот сомкнулся, а живот завибрировал. Толик ощутил теплый прилив крови к тазу и понял что его розочка окончательно разкрылась.

III

На улице уже давно было темно. Яркие фонари, излучая дневной свет, озаряли на половину заполненные тратуары. Люди тянулись в самый центр города. Шумная молодежь, выходя из общежития начинала громко напевать музыкальные хиты прошлых лет. Где-то в двух километрах от здания, находился модный ночной клуб, издававший глухие звуки русской попсы: «Наступит но-о-очь…»—развратно распускался голос поп-дивы. Там, в далеке, виднелись яркие высотки. Престижные новостройки, офисные центры, торговые комплексы, вокруг всего этого двадцать четыре часа подряд хороводами кружили толпы людей. Ночь — время особенное. В былые времена, она служила опасным часом для древних людей, скрываюшихся от хищников, в пещерах. Сегодня ночь — время тех раскрытий, к которым днем никак не подойдешь. Ночь манит загадочной и чарующей красотой. холодный воздух опьяняет молодые души, и вот, с шуршанием мертвой листвы, он аккурат просачивается в одинокую комнату, уневерситетского общежития.

Эта комната состоятельного студента, дающего взятки за то, чтобы жить отдельно. Тусклый синий свет ночника освещает небольшое пространство. Здесь, Анатолий, с неумолимым подражанием бывалой жрицы любви, покорно сидит на коленях, на широкой кровати. Его окутанное слезами и тушью лицо полностью умиротворено. Он уже не плачет Помада на влажных губах, необычайно красиво размазанна, от недавнего действа. Слабая и узкая юношеская грудь обтянута черным бюстгалтером. Толик нарочно выпячивает грудную клетку, прогибая спину, будто обладает женскими достоинствами. С виду, он напоминает слегка растрепанную, развратную школьницу, однако контрасту добавляет его аристократическая юношеская постать. Мальчик всеми силами, в данный момент хочет стать девочкой и он сильно старается. Он блаженно тих. Он словно жертва, смиренно ожидающая черного хищника, в его же пещере. Запах ночного воздуха одурманивет его, а шум доносящийся снаружи — приятный фон. Тело Толика горит и этот огонь окутывает самые сокровенные места. Его крохотная бесполезня часть тела, находящаяся промеж женственных бедер, все так же жалостно испускает нектар, давая понять то, что использовать по назначению ее сегодня не будут.

— Открой ротик, Наташа — нежно прошипел голый Майк, подошедший к мальченке со спины.

— Аааа… — покорно изрек Толик.

Тут он почувствовал, что в его ротик плотно входит что-то круглое, настолько широкое, что упирается в зубы. Щеки ощущают плотное касание искуственной кожи, которая сходится только в самом конце затылка, туго скрепляясь замком.

— Ты будешь стонать, любимая, но стоны не должны мешать общаге, ты же не хочешь, чтобы наш секрет открылся другим? Да?— сладко промолвил Майк.

Толик, в ответ, покорно качнул головой, и по его нижней губе, стала невольно струиться слюна.

Майк, стал на колени, сзади мальчика, взял мускулистыми руками хрупкие плечики второго и стал аккуратно сталкивать его вперед, напирая всем весом. Толик неуклюже уперся немощными локтиками в кровать, его спина изрядно выгнулась, под напором тела Майка, юноша чувствовал тяжелый вес любовника.

—Наташа, ты должна выдерживать своего мужчину — прошипел в розовое ушко Толика Майк, все так же держа любимую за плечи, придавливая своей тушей хрупкое тело мальчика.

Извилистая черная дубина Майка поддевала своим концом маленькие, но беспомощно набухшие шарики юнца, при этом задевая тот затаченный кончик, выделяющий жидкость. Толик ощущал агрегат любовника и еще сильнее краснел от этого, все так же держа глаза закрытыми. Трусики впивались в его молоденькую попку, а юбка лишь наполовину прикрывала этот пейзаж. Майк выпрямился и слегка отодвинулся от Толика. Уверенным движением рук, он оголил молоденький зад мальчика. Майк увидел узенькую, сплющенную розовенькую дырочку, которая ярким пятнышком выделялась на фоне бледных холмиков ягодиц. Мужчина взял обеими руками попку Толика и стал поступательными движениями массировать женственные булочки, то и дело их раздвигая. Майк мял сильно и напористо, специально касаясь фалангами больших пальцев краев розовенькой дырочки юнца.

Толик отчаянно прогибался в спине, из его забитого ротика, по губам струились обильные нити слюны, он слегка похрипывал и каждый раз вздрагивал, когда его любовник, как бы случайно задевал пальцами дырочку. От этих действий мальчик тек еще сильнее. Он чувствовал, что его кончик готов взорваться, стоит его вызволить из клетки, но этому не сужденно случится, так как Толик это Наташа — женщина получающая удовольствие как женщина и не иначе. Майк заметил, что его черный агрегат стал совсем мокрым от смазки Анатолия. Мужчина взял одной рукой свое гиганское достоинство и стал поочередно водить им, массируя крохотный кончик юноши, тем самым собирая больше сока.

—Я знаю, что ты усердно тренеровала свою пизденку большими дилдаками — обрушил словами Майк, — пора принять настоящий хуй, просто расслабся, ты девочка, я мужик и в этом нет ничего постыдного, это нормально просто прими меня.

Розочка Толика раскрылась, все слова его мужчины были чистой правдой. Мальчишка изогнул спину настолько сильно, что живот касался его нежно белых ляшек, обтяннутых черной сеткой чулок. Он полгостью выприямил руки и собрал, дрожащими пальчиками постель, его маленькие кулачки держали простынь, а сам он, в перерывах яростного возбуждения, непроизвольно думал: «Что я, блядь, делаю? Зачем, мне все это?» — но отступать было поздно. По упругой беленькой попке ручейком текло масличко, Майк ничего не жалел, для своей куколки, он размазывал, оттопыреный горячий зад мальчика, то и дело проходя ладощкой по изящному колечку. Лопатки Толика врезались друг в дружку, на верхнкй части спины оброазовался узор из ямочек и впадинок. Мальчик ждал. Расслабленный внизу, он был напряжен вверху. Глаза его смотрели бдаженно в пустоту, голова лежала на боку, парик задевал подбородок.

Майк стоял одной ногой на коленке, а другой — на ступне, так как знал, что в этом положении ему будет удобней контролировать свой таз. Еще момент и извилистый венами твердющий ствол черного парня медленно и бережно проникал внутрь изводящегося Толика. Розочка мальчика, не смотря на долгие тренировки дома, с трудом принимала горячего зверя любовника. Розовая дырочка туго обхватила мясистую дубину мужчины. Майк вошел только самим краем своего поршня, но Толик уже зажмурился и тяжело застонал, его зубы закусывали кляп, а губы судоржно разжимались. Он знал, что нужно делать, он знал, что нужно выталкивать, чтобы глубже и легче принимать. Он чувствовал горячий стержень Майка и пытался насаживаться сам. Розочка яростно ела черный стовол, чувствуя каждый сантиметр, каждую вену и выпуклость огромного поршня. Майк крепко держал талию мальчика и властно нанизывал хрупкое женоподобное тело на свой стальной штырь.

—Отпусти, просто, отпусти и будь моей — покрикивал мужчина.

Толик в ответ глухо кричал. Он принял. Он все принял, теперь он был на своем месте, теперь они вдвоем казались и являлись гармоничным сочитанием силы слабости, власти и покорности, твердости и мягкости. Роза Толика уже вовсю принимала достоинство майка. Штык мужчины, темным лезвием объемных форм, прорезал нежную мякоть юношеских, по девичьи красивых, бледных холмиков. Колечко мальчика теперь не сжималось, а было полностью раскрыто. Майк одержимо вонзал свой ствол в Толика до самых краев. Масличко, вперемешку со смазкой, которую до проникновения собрал Майк, хлюпало и образовывало тоненькие тягучие нити, связывающие задницу юнца и пах мужчины. Гигантский прибор любовника тормошил и раздрожал внутреннию полость мальчишки, надавливая жилистым стволом волшебную точку Толика. Из-за этого под кончик парня буквально плакал, испуская прозрачные струи нектара вниз, на постель. Анатолий окончательно стал послушной вещью.

Его слабенькое тело магкими движениями подыгрывало Майку. Розочка горела от этого действа, по телу расходилось дурманом сладкое тепло. Мужчина вытащил свой ствол из мальчика и быстрым движением перевернул на спину второго. Толик послушно подчинился и задрал свои ножки вверх, поддерживая лодыжки руками. Пальцы на его изящных ступнях натянулись струнками вверх. Он с одержимостью смотрел на разкаленное рельефное тело своего любовника. Он с какими-то ужасом и восхищением впивался взглядом в разбухший поршень мужчины, который пульсировал кровью. Майк хищным взглядом прошелся по женоподобному телу друга. Задранная юбка, прикрывала миниатюрный животик, чашечки бюстгалтера приспустились, оголив маленькие набухшие сосцы мальчика, покорный взгляд юноши усиливал вожделение мужчины, чулочки слегка приспустились, маленький скованный кончик, беспомощно задрался вверх. Майк поступательно проник своим агрегатом в нежную и уже податливую пещерку Толика, которая с готовностью раскрыла свое колечо для принятия мужской силы и любви. Ствол плавно и без сопротивления въехал внутрь. Мальчику оставалось только держать руками свои дрожащие ножки и с упоением смотреть на черный шапур Майка, которым он безжалостно пронизовал его белую плоть. Мужчина сжал своей властной рукой шарики Толика и из кончика мигом заструился нектар. Тяжесть, которую ощущал юнец в паху, сменило длинное судоржное волнение.

— Смотри мне в глаза, слышишь, в глаза, моя пассивная сучка, моя Наташенька, я сделаю из тебя настоящую женщину.

Анатолий незамедлительно перевел свой взор на карие зрачки мужчины, он тонул в этом взгляде дикого зверя, забивающего его нежную белую попку черным грубым стволом. Толик принимал толчок за толчком, желание Майка ощутимо повышалось, движения становились резче и быстрее, разгаряченный ствол его уверенно скользил по податливому нутру парня. Самец склонился над Анатолием и обнял того за плечи, будто хотел прижать юнца к своей груди. Мальчишка обнал своими руками широкую рельефную спину друга. Разведенные Ноги юноши стали настолько ватными, что колени невольно прижимались к постели, при этом лодышки вплотную касились внутренних поверхностей бедер, тем самым создавая впечатление сжатых пружин. Живот и спина Толика округлились, левой щекой он прижался к железной груди Майка. Создавалось впечатление что мальчишка, на половину, повис на дергающемся теле любовника.

Мужчина амплитудно ездил тазом, смело натягивая юнца на свою плоть. С каждым сокрушающим толчком Толик сладостно всхлипывал, девичьи слезы снова омывали его измученно-блаженное лицо. Тело вздрагивало под мощным напором, а розочка жадно всасасывала темную извилистую дубинку. Анатолий чувствовал, что он на своем месте, он был абсалютно пассивен и ненароком понял, что ничего не знающая мать, была права. Он слабый, женственный покорный мальчишка раскрывающий свое нутро для черного самца, весь этот наряд: узенькие трусики, чулки в широкую сетку, школьная юбка, тугой лифчик, голубой парик, макияж — все для того, чтобы чувствовать себя шлюхой, все эти десятки часов просматривания сисси-гипнозов, анальные тренировки, порнография с большими черными членами — все это для того, чтобы чувствовать себя блядью. И принимая очередное широкое движение таза, уже почти прыгающего на белом тельце, Майка, Толик принял себя таким. Его уже никто не обидит, никто не ранит, никто не назавет «обиженкой», так как все это будет для Анатолия комплиментом.

Он, беспомощный белый мальченка с пухлым женственным задком и удивительно крошечным кончиком, находится под опекой любящего его мужчины. Толик безапиляционно отдается силе друга. Его влажные холмики мягко раздвигаются под напором раскаленного прошня любовника, а ноги, то и дело, поджимаются в такт движений Майка. Анатолий слышит учащенное сердцебиение друга, будто огромный механизм придавливает хрупкое бледное тело. Дыхание пары учащается. Майк, изливаясь потом, обрел неописуемый разгон движений. Его куколка пытается подыгрывать, стараяясь подставлять розочку каждый раз так, что бы любовник еще глубже входил. На всю комнату слышны хлопки, сладкое хлюпанье, грузное дыхание мужчины и тонкие глухие стоны парня. Майк приподнялся и взял своими руками мягкие ноги Толика, за обратные стороны коленных изгибов, тем самым окончательно пригвоздив их к кровати. Юнец ощутил железную хватку самца, почувствовав приятное нятяжение связок, он невольно вспомнил как девочки растягивались в школе на уроках физвоспитания.

Ладони Толика жадно гладили мускулистый живот друга, то идело слегка поцарапывая его. Любящие смотрели в глаза друг другу, сегодня они действительно играют один на один. Стержень Майка жадно прорезал разширенную попку мальчика. Таз мужчины грубо заталкивал черное достоинство в самую глубь раскрытого и влажного тельца. Белесые лодыжки Толика расслабленно касались мускулистых черных рук самца. Майк безотказно ерзает телом, его поршень работает, словно механизм гончего автомобиля. Толчок за толчком, толчок за толчком, всхлипывание, пыхтение, напряжение пекучими нитями натягивает воздух. Еще момент и тело Майка взрывается, он словно бык-осеменитель, судоржно вливает свой белок в разбитую, жадную, похотливую розочку, обнявшую надутый ствол тоненьким колечком. Толик кричит, кричит так отчаянно, как только может кричать рожающая женщина, тело его переживает настоящий шок, Майк по инерции еще вгоняет объемный штырь в белую податливую задницу.

Таз Анатолия исходит вибрирующими волнами, собирая и поджигая всю кровь, волшебная точка внутри превратилась в разбухший шарик, ещ толчок и кончик юнца судоржными волнами выпускает весь сок слабенькими струйками, еще волна и еще волна и еще… Розочка сжимается и разжимается, тихий шторм оргазмов полностью разплющил Тело Анатолия, разкрыв в нем Большой Взрыв, рождение новой Вселенной, в которой эйфория собирается в целые созвездия, тая в себе неописуемое космическое блаженство.