- Вов! Вока! Вставай! Жрать иди. Остывает всё, два раза греть не буду. Ну ты что? Спишь ещё?

Матушка зашла в комнату.

- Вставай, кобелина.

- Чё сразу-то кобелина?

- Опятьменя вчера ебал?

- Когда?

- Вчера.

- А чё сразу я?

- А кто?

- Я откуда знаю. Ты где на гулянке была? Вот там и ебали.

- Ты чё городишь? Чё городишь? Там бабы одни были.

- Вот они и ебали.

- Кто, бабы? Дурак,чё ли? Как они могут?

- А я откуда знаю. Может они эти, как их? А, вспомнил, лесбиянки.

Мать замахнулась полотенцем

- Я вот те дам сейчас, лесбиянки. Выпорю вот, будешь знать, как с матерью разговаривать.

Вовка подставил руки, поймал полотенце и рванул его на себя. Мать, не ожидая такого, качнулась и навалилась на сына. Он ухватил её за руки и потянул к себе. Начали барахтаться. Вовка слегка поддался. Всё же матери с ним, семнадцатилетним, не справиться. Да пусть порадуется. И матушка, торжествуя победу, завалила сына, уселась ему на живот, прижала руки.

- Ну что, сдаёшься?

Материно платье в пылу борьбы сбилось, задралось, а трусы она с утра не надела и её влажная и горячая пизда коснулась Вовкиного живота, заёрзала по нему. И в ответ на это прикосновение сразу же среагировал хуй, с любопытством высунувший голову из-под резинки трусов.

- А кто это у нас тут в гостях такой хороший? А, пизда! Привет! Тебя-то мне с утра и надо.

Не успела мать порадоваться победе, как уже оказалась внизу, под сыном, ловко втесавшемся меж её ног. Платье задралось до грудей, обнажая пухленький живот со впадинкой пупка, широкие бёдра и треугольник рыжих волос там, где бёдра сходились с животом. И Вовкины руки торопливо зашарили меж бёдер, выискивая дырочку входа для любопытного хуя.

- Ты чё? Ты чё делаешь? Отпусти! Щас же отпусти! Нет! Нет! Не надо! Не хочу!

Как же отпустить, когда хуй уже в пизде? И Вовка ритмично закачался на материном животе, вгоняя в пизду свою дубину. Что есть, то есть. С возрастом у него действительно отросла приличная дубина. Слегка искривлённая влево, хороших таких размеров, а уж сколько стоит - просто мечта. Он мог гонять и по часу. Но обычно меньше. Всё же устаешь, хоть это и не вагоны разгружать на станции, где он подрабатывал грузчиком. А мать продолжала

- Всё! Я на тебя рассердилась. Помогать не буду.

Это она сгоряча. Ойкнув при первом вторжении, немного полежав безучастно, зашевелила задницей, потом закинула ноги на сына, а вскоре уже ритмично, в такт Вовкиным движениям двигала попой, насаживаясь на хуй и явно получая от этого удовольствие. Щеки покраснели, рот приоткрылся, из него вырывались звуки то ли стоноа, то ли наслаждения. Глаза она зажмурила, как всегда, нос сморщился.

При наиболее глубоком толчке, когда головка хуя доставала до матки, рот округлялся, будто мать хотела произнести букву "О". Она и произносила. Только не "О", а "Ой!".А в остальном было безмолвие. Никаких разговоров, только шлепки тел, сопение, скрип кровати и изредка материны айканья и ойканья. Вот зад её зачастил, заторопился. И Вовка ускорил свои движения. А когда мать замычала, сжала бёдра, выгнувшись дугой и вставая почти что на мостик, Засадилособенно глубоко, прижался лобком к лобку и кончил, выплёскивая сперму в материно лоно.

- Скотина! Наглый!

Мать сидела на краю кровати. Поправляя спутавшиеся волосы незлобливо ругалась.

- Чё сразу наглый-то?

- Без спроса потому что. У нас двери нарасхлебячку. Даже крючок не накинула. А зашёл бы кто?

- Да кто придёт?

- Да хоть кто. Вставай. Остыло всё уже, греть не буду. Жри холодное. Сам виноват.

- Подогреешь.

- Чё это?

- Любишь меня потому что.

Мать извернулась и со звонким шлепком её ладонь припечаталась к Вовкиной заднице.

- Ай! Больно же!

- Больно ему. Потерпишь. Я же терплю твою наглость, издеватель. Всё, вставай.

Сама встала, пошла, придерживая платье на уровне пояса. Вовка смотрел ей вслед. Красивая она. Вон спина какая, а уж задница! Крутая, при ходьбе так и играет. Сколь раз целовал эту жопу и не счесть. Нравится она.

Заложив руки за голову, сладко потянулся. Нахлынули воспоминания.

После смерти отца мать начала топитьтоску и горе в вине. Точнее в водке. Часто приходила домой на автомате, невминяемая. Вовка дотаскивал её до кровати, раздевал, укладывал. Жалел. А мать опускалась чем дальше, тем больше. Вот и в тот день она пришла, едва стоя на ногах. Как до дома только добралась и в сугроб куда-нибудь не завалилась. Вовка потащил её, брыкающуюся, в комнату, повалил на кровать, начал стягивать платье. Ему всего-то 18, а матушка весом полных килограммов восемьдесят, так что приходилось поднапрячься. Справился. Стянул сорочку, расстегнул лифчик. Всё отработано, не в первый раз. Когда начал стягиватььрусы, увидел, что матьпросто уссалась.

Трусы были мокрыми, воняли мочой. Вовка отбросил их в сторону. Душили злость и обида. Ну зачем она так? Чем деньги пропивать, лучше бы чего себе купила. Трусов нормальных нет, дрань одна. А эти, почти новые, обоссала вот. И как завтра на работу идти? Пошёл на кухню. Налив в таз воды,закинул туда трусы, начал стирать. Из глаз капали слёзы. Выстирав и отжав, повесилсушиться над печкой. Ну зачем она пьёт? Ведь трезвой цены нет. И работа в руках горит, и сама такая хорошая. Обещает бросить, сколько-то держится, а потом сорвётся.

Посидев немного, намочил полотенце и пошёл в материну комнату. Надо хоть протереть её. Ведь вонять будет, да и щиплет моча-то. Вытирая материну задницу, раздвинул ей ноги. Она лежала на животе, на прикосновения мокрого полотенца реагировала каким-то мычанием, но даже не делала попыток избавиться от этогоприкосновения. А Вовка вытирал ей ляжки, задницу, промежность. Добравшись до пизды притормозил. Распахнувшиеся губы открыли розовую мякоть, мокрую и пахнувшую мочой и чем-то ещё. Но странно, запах этот был не противен. Напротив, он возбудил Вовку и тот с удивлением понял, чтоесли вот прямо сейчас не спустит, то его головка взорвётся от перенапряжения. В голове зашумело. Он встал сзади матери на колени, сняв трусы, начал дрочить.

Дроча, прикоснулся головкой к пизде. Было необычайно приятно. Для чего у женщин, да вообще у всех особей женского пола пизда, знал не по наслышке. Видел не раз, как покойный батяебал матушку, полагая, что Вовка спит.Тогда они ещё жили в тесноте старого дома и спали в одной комнате. Да вон хоть коров взять, либо свиней. А уж про собачьи свадьбы и говорить нечего. Дроча, упирался в пизду и в какой-то момент засунул хуй немного дальше. И он попал в жаркие объятия. Вначале замер, но мать никак не отреагировала на вторжение и он смелее двинулся дальше.

Влажно, горячо, приятно. Как ещё описать эти ощущения. Проникнув до упора лобка в промежность, замер, а потом начал раскачиваться, вгоняя свой, пока ещё небольшой хуй в мамку. Так ей, за всё! Ну хоть какое-то моральное оправдание. Первый раз ебать бабу, это что-то. И потому от перевозбуждения быстро кончил. Не успев вытащить, залил пизду спермой. А её у вовки было много. Когда дрочил, она выстреливала в большом количестве и на очень даже приличное расстояние. Это дома приходилось спускать в ладонь, а если где-то в бане, в сарае или просто на улице, где никто не видел, тогда Вовка не сдерживался и смотрел, как его сперма плевками вылетает и падает далеко от него.

Он даже как-то сравнил, что полетит дальше - сперма или харчёк. Сперма победила. Вытащив хуй, рассматривал пизду, наблюдая, как из неё выползал сгусток мутной густой жидкости, стекал к секилю и полз дальше. И это созерцание почему-то возбудило его. Теперь уже смелее навалился, вставив хуй в пизду и начал ебать мамку.

После того, как спустил в третий раз, успокоился. Вытер, что мог и пошёл спать.

Утром мать, видимо всё же что-то почуявшая сквозь пьяный сон, а может и простообнаружившая на простыне пятна засохшей спермы, а в пизде некоторое излишнее наличие чего-то, устроила допрос с пристрастием и выпорола Вовку. Было больно. Но чувство боли скрашивало то, что он ЕБАЛ женщину. А то, что этой женщиной была мать, ничего не меняло. Мать потребовала дать обещание никогда впредь не делать подобного. Но тут сработала Вовкина упёртая баранистая натура. Не обращая внимания на обещания материвыдрать так, как до этого не драла, сказал, что, как только придёт пьяная, так он обязательно повторит.

Несколько дней мать держалась. А потом всё повторилось. И у них началась то ли игра, то ли соревнование. По ночам Вовка ебал пьяную мать, утром она драла его ремнём. И так продолжалосьдо той поры, пока однажды Вовка не оказал сопротивление, отобрав у матери ремень. Теперь она могла воздействовать только голосом.

Отсутствие мужика, а может подросший и наработавший умение сын, а может что-то ещё сподвигло, но однажды мать отдалась ему сама. Позвав его в баню потереть спину, что он делал довольно часто, сама подставила ему зад, сама притянула к себе. А потом дома, раскинув ноги, лежала и стонала под напором молодого парня, наслаждаясь его крепким хуем. И через короткий промежуток времени вновь криком кричала, получая удовольствие и кончая раз за разом, пока Вовка долбил пизду. такого она даже с мужем не видела и не думала, что способна на это. И с той ночи Вовка получил право ебать мать когда захочет.

Правда,обставлялось всё это, для успокоения совести так, будто он, как раньше, пользуется материным полубессознательным состоянием. А мать, совершенно перестав стесняться молодого любовника, сама задирала подол, правоцируя его, зная, что молодое тело мигом отреагирует на голую задницу, на показавшийся пирожок пизды. И он реагировал. И где только они не еблись. Не было во дворе, в доме либо в дворовых постройках такого уголка, который не напоминал бы об этом.

- Вовка, иди же. Остыло всё.

Мать зашла в комнату.

- Ты будешь сегодня вставать?

- Буду. Руку дай.

Мать доверчиво протянула руку и, оказавшись на кровати, подчиняясь рукам сына, ставящим её раком, проговорила

- Ну и сдохнешь с голода.

- Не сдохну. Попу выше подними.

И мать ойкнула,принимая первый толчок сына.