Мне очень нравится, когда меня стегают ремнём по попе. Я испытываю в этот момент не только боль, но и невероятное наслаждение. Жаль, что мне уже семнадцать с половиной лет и папа больше не наказывает меня ремнём, как в детстве. Последний раз это было лет в четырнадцать, я пришла домой поздно, к тому же навеселе – была на весёлой молодёжной вечеринке. От меня ощутимо попахивало спиртным, дымом дорогих сигарет с ментолом – на шее явно просматривались засосы от поцелуев.

Родители были в шоке от увиденного. Разгневанный папа тут же в прихожей, пока я, пошатываясь, разувалась, снял крепкий брючной ремень и потащил меня в спальню. Там бросил на кровать, лицом вниз, не стесняясь заголил подол платья – попка в очень узеньких трусиках была вся открыта – и принялся ожесточённо стегать.

Я орала как резаная, чтобы услышала мама и заступилась, но та даже не подошла, предоставив отцу наказывать меня, как он пожелает. Боль от ударов сложенного вдвое ремня была невыносимая, но в то же время я испытывала и удовольствие. Киска моя постепенно потекла, кайфа добавляла мысль, что меня, взрослую девочку, бьёт родной отец и разглядывает мою почти голую попу. Оргазм накатывал стремительно, после каждого удара мне становилось хорошо. Я бы хотела, чтобы папа меня раздел совсем и стегал ремнём совершенно голую. Но он этого не делал, и я фантазировала, как могла.

Под конец я представила, что он после избиения вводит мне в киску свой член, и содрогнулась от одной этой мысли. Подумать только – я хочу, чтобы меня трахнул мой собственный папа! Какая же я блядь оказывается, и маленькая шалава!

Но папа ни о чём таком не догадывался, продолжая со всей силы хлестать меня по попе ремнём. Чтобы не мешали трусики, он велел мне их снять. Я тут же с удовольствием подчинилась и, не прекращая кричать и плакать, как бы невзначай развела в стороны ноги и чуть-чуть приподняла зад. Я знала, что в таком положении должна быть видна моя киска, и получала огромное удовольствие от того, что папа её видит.

Он видел всё и бил ещё яростнее, наотмашь, так, что мои половинки вскоре все покрылись красными полосами. Я содрогалась от кайфа, осязаемо чувствуя предательскую мокроту в паху. В конце концов, я стала кончать под его ударами, крепко сжимая и разжимая ноги и передёргиваясь всем телом. Я уже не кричала, а похотливо стонала, и папа всё понял. Но экзекуцию не прекратил. Я знала, что ему тоже нравится меня бить, и возможно, у него тоже встал на меня… Это было ощутимо по силе его ударов, которая всё нарастала и нарастала.

Так мы незримо трахались, получая сексуальное удовольствие друг от друга: я от того что меня наказывают ремнём по телу, папа – от того, что меня стегает. После этого случая он никогда меня больше не бил, хоть мне очень хотелось. И стал избегать смотреть мне прямо в глаза. Наверное, боялся, что я там прочту о его тайных желаниях. Но мне его эротические фантазии были по барабану. Я предпочитала не фантазировать по ночам в постели, а получать реальные удовольствия!

Но удовольствие я получала от того, что меня стегают по попе. Кто бы ещё меня постегал, я не знала, когда была дома одна, доставала старый отцовский ремень, раздевалась до гола, ложилась и порола сама себя ремнём до полного изнеможения. Пока с криками и стонами не кончала от боли. После каждого такого самобичевания несколько дней было больно сидеть, но я терпела, чтобы никто ни о чём не догадался. При девочках старалась не переодеваться, потому что вся попа была исполосована после ударов ремня. Во время оргазма я порола себя что есть силы, потому что это увеличивало удовольствие.

Однажды Таня, девочка, недавно пришедшая в наш класс из другой школы, шутливо хлопнула меня ладошкой по заднице. Я громко вскрикнула от боли – буквально накануне я расписала свою попу до огромных кроваво-фиолетовых рубцов.

– Ты чего? – удивилась Татьяна.

– Больно, – созналась я, виновато потупясь.

– Подумаешь, недотрога… Я и притронулась-то слегка, – фыркнула одноклассница.

– Мне укол недавно делали, – соврала я.

После этого я стала присматриваться к Татьяне. Вскоре мы уже сидели за одной партой, и ходили в школу и домой после занятий вместе. Путь в нашу школу пролегал по краю густой, тенистой рощи, разросшейся между двумя посёлками городского типа. Однажды, когда возвращались после занятий домой, Татьяне захотелось на двор по маленькому.

– Пойдём, покараулишь, чтобы никто не шёл, – предложила она.

Мы прошли в глубь зелёного массива довольно далеко от тропинки. Бросив ранцы под дерево, огляделись.

– Здесь не только писать, и трахаться можно, – лукаво подмигнула мне Татьяна. Не стесняясь, высоко подняла подол платья, спустила трусики и присела. Вскоре между её широко расставленных ног громко зажурчал ручеёк.

Я, как завороженная смотрела, как она писает, и смутные эротические фантазии неожиданно закружились у меня в голове. Татьяна заметила, что я за ней наблюдаю, и не торопилась вставать, выдавливая из своей киски всё новые и новые слабые струйки. Я не отрывала глаз от неё, разглядывая откровенно, в деталях.

– Тебя не шокирует, если я покакаю? – спросила, наконец, Татьяна.

– Нет, ни сколько, какай, пожалуйста, – торопливо заверила я и смущённо отвернулась.

– Нет, что же ты? Не отворачивайся, смотри, – почти приказала Таня.

И я стала смотреть, как подруга какает.

– Дай бумажку, – почему-то грубо потребовала она, и я, не зная, почему она сердится, торопливо вытащила из своего ранца тонкую, в двенадцать листов, тетрадку и вырвала несколько листов.

– Помни их, – продолжала командовать Татьяна.

Я сделала, что она хотела и протянула мятые бумажки.

– Сама! – строго приказала она и подставила мне свою попу с грязной дырочкой.

Я опешила.

– Ну что же ты стоишь? Не поняла, что я сказала? – гневно вскрикнула Татьяна. – Я попросила тебя, как подругу, подтереть мне попу. Неужели тебе трудно?

– Мне вовсе не трудно, Танюша, – заикаясь, смущённо заговорила я. – Но мне как-то неловко…

– А что тут такого? Ведь никто же не видит, – привела веский довод подруга. – К тому же, ты и сама этого хочешь. Ведь, правда? Признайся, что тебе нравится моя задница? Отвечай, нравится? – Таня выпрямилась и, продолжая поддерживать руками платье, повернулась ко мне задом. Попа у неё была просто умопомрачительная.

– Ну что, нравится? – продолжала допрашивать меня Татьяна.

– Очень, – призналась я.

– Ну так и не комплексуй, делай, что тебе велят и что самой хочется, – потребовала подруга, снова наклоняясь и раздвигая пальцами свои ягодицы. – Давай, подотри меня, да поживей!

Я быстро исполнила то, что она просила. Начисто вытерла бумажками её дырочку. Мне захотелось поцеловать её ягодицу.

– А теперь подлижи меня там, – как бы угадав мои мысли, потребовала она. – Да хорошенько всё вылижи языком, чтоб чисто было.

Я сначала стала нежно целовать её пухленькие белые половинки, похожие на две сдобные булочки, потом быстро заработала язычком, вылизывая её анус. Когда дырочка буквально блестела, и на ней не осталось не то что никаких следов, но даже запаха, Татьяна выпрямилась и натянула трусики.

– Отойдём отсюда подальше, – сморщила она свой носик.

Взяв вещи, мы зашли поглубже в рощу.

– Раздевайся, – потребовала она там.

Я покорно сняла платье, разулась, спустила бежевые чулочки, аккуратно положив их на платье. Сверху бросила лифчик и трусики. Татьяна повернула меня спиной и стала разглядывать затянувшиеся рубцы на моих ягодицах.

– Что это?

Я призналась ей во всём.

– А хочешь, чтобы я тебя сейчас посекла хворостиной? – предложила Татьяна.

– Очень хочу, – согласилась тут же я, радуясь в душе такой удаче.

– Становись к дереву, – скомандовала школьная подруга.

Я прижалась к толстому стволу вяза, крепко обхватив его руками. Таня, походив вокруг, выломала гибкий, средних размеров, прут. С силой рассекла им воздух. Я напряглась в предчувствии небывалого наслаждения. И вот первый удар стеганул по моей спине. Я громко вскрикнула и передёрнулась всем телом. Было очень больно и в то же время приятно. Хотелось ещё боли от ударов и сладостного трепета обнажённой плоти.

– Тебе нравится, когда тебя секут, сучка? – спрашивала не меньше меня возбуждённая Татьяна.

– Да, очень! – заверила я. – Ударь меня больно, милая! Я хочу этого. Бей ещё и ещё!

И Татьяна принялась жестоко меня сечь. Била она всерьёз по спине, попе, ногам. После каждого удара я вскрикивала, быстро тёрла рукой ужаленное место, отдёргивала руку, чтобы не получить прутом по ней. Ягодицы мои горели, спина была вся исполосована кровавыми рубцами. Я стала плакать и просить, чтобы она прекратила. В то же время мне доставляло удовольствие не только то, что меня били, но и унижение.

Подруга разошлась не на шутку и врезала несколько раз так сильно, что я взвыла не своим голосом и, разжав руки, повалилась на землю. Я почти обезумела от боли и не могла встать на ноги. Таня стала сечь меня лежащую. Я ревела по-звериному, умоляя больше не бить, слезы ручьями лились из моих глаз, смыв тушь с ресниц. На щеках образовались чёрные потёки, а под глазами – круги.

– На колени, сучка! – потребовала Татьяна, и я тотчас стала перед ней на колени. Я была готова выполнить любое её приказание, только бы она прекратила меня хлестать прутом по беззащитному голому телу. Оно всё покрылось кроваво-фиолетовыми полосами, некоторые кровоточили.

Татьяна разулась и протянула мне свою босую ножку.

– Целуй!

Я стала с жадностью целовать пальчики на её миниатюрной, маленькой ноге. Татьяна засунула пальцы мне в рот. Я стала сосать их, ощущая вкус её пота. Она убрала ногу и ударила меня хлыстом по грудям. Я завизжала, как ужаленная, схватилась руками за груди и вновь повалилась на траву под деревом. Татьяна снова стала меня хлестать по всему телу. Я, наряду с сумасшедшей болью, вскоре почувствовала стремительное приближение оргазма. Но прежде чем кончить, я вся обмочилась и этим доставила огромное удовольствие Тане. Она, в перерывах между уларами, запускала левую руку в трусики и яростно тёрла свою киску.

Перед тем как кончить самой, она отбросила палку, сняла платье, трусики и заставила меня у неё лизать. Я подчинилась и стала обрабатывать языком её повлажневшую, разгорячённую матурбацией киску. Вскоре она задёргалась в эротических конвульсиях, крепко прижала моё лицо к своей промежности и стала со стонами кончать. Я была благодарна ей, что она перестала меня бить, и хорошо всё вылизала.

Под конец она велела мне раскрыть пошире рот и помочилась в него сильной горячей струёй. Я вся облилась её ссаками. Видя, что я полностью ей подчиняюсь, Татьяна ударила меня ладонью несколько раз по мокрым щекам, снова приказала открыть, как она выразилась – «мой вонючий рот» и наплевала в него. Я всё терпела, боясь, чтобы она не стала вновь меня сечь прутом. Унижения тоже меня возбуждали, и я поблагодарила Татьяну за всё.

Экзекуции после этого продолжались ещё долго, чуть ли не до конца десятого класса. Я привыкла ей подчиняться и не могла уже без этого жить. На выпускном, когда Татьяна меня бросила и где-то гуляла всю ночь с парнями, я хотела отравиться…

Но это уже другая история.